Ноябрь 2008 г. Записала Шварц Е.
…моя жена в срочном порядке подписала письмо «К мировой общественности», и его отправили в Москву. Еще там была подпись жены Сахарова а, может, и самого Сахарова. И письмо о том, что УХГ превращают в хулиганов и наркоманов, очень скоро появилось в Европе в газетах. В это же время арестовали еще одного члена Хельсинкской группы Юрия Литвина. И он оказался в лагере. Но меня это письмо спасло.
Когда я вернулся домой, меня уволили. Жену, которая заканчивала второй институт, выгнали из института. Ее потащили на допрос. А допрашивал ее Радченко, будущий министр внутренних дел уже независимой Украины. Он ей сказал: «С вашим мужем бессмысленно разговаривать, но у вас маленький ребенок. И если так будет продолжаться, мы арестуем вас, а ребенка отправим в детский дом. И пусть вам поможет мировая общественность». Тогда я немного испугался за семью. И отправил в ОВИР это письмо из Израиля. Это было в конце августа. А в сентябре меня вызвали – против меня, оказывается, было возбуждено уголовное дело о заражении гражданки Гумайло венерическим заболеванием. И положили на стол передо мной бумагу на украинской мове. Громадянка Гумайло пишет, что я заразил ее венерическим заболеванием в г. Черновцы «шостого травня». И на это есть свидетельские показания некоего искусствоведа. Так всплывает на горизонте тот искусствовед, о котором я уже рассказывал. Ведь как раз шестого марта в Черновцах, когда у меня дома в Киеве был обыск, я провел вечер с этим искусствоведом. Как потом выяснилось – мне сказали баптисты из сельхозакадемии – он вел у них искусствоведческий кружок и донес на нескольких баптистов. А раньше он доносил на Параджанова, которого обвинили в гомосексуализме. К сожалению, я не помню его фамилию. Помню, что на «ский» кончалась. И вот он готов был подтвердить, что я встречался с гражданкой Гумайло. А ребят как нарочно не было. Напротив гостиницы был парк. И выкрутиться из этой ситуации было бы невозможно, если бы гражданка Гумайло не написала в заявлении «шостого травня», т.е. шестого мая. А шестого мая я в Черновцах и близко не был. Она, видимо, переводила на украинский язык то, что было гэбистами от руки написано по-русски. И вместо «марта» она прочитала «май» и перевела соответственно. И это меня спасло в очередной раз…
…как хорошо в Москве после Киева – никакого прессинга. Ну подслушивают, конечно, но это мелочи, а в Киеве мне приходилось постоянно бегать от них, так плотно они меня держали. Например, кошку у меня убили. Мы жили на первом этаже, а мой кот выходил гулять во двор, возвращался, сидел на балконе. Они там, видно, что-то в прослушках меняли, а он мяукал. А потом я нашел его с переломленным палкой черепом.
Я вернулся из Москвы, уже началась Афганская война. Приезжаю я в Киев, остался один день до отъезда. 29 декабря. Не успел я войти в дом, опять те же ребята, сажают меня в машину, с женой, ребенком – поехали к начальнику ОВИРа. В комнате были начальник ОВИРа и Радченко. Начальник оставил нас с Радченко одних. Радченко начал мне говорить, как он меня уважает. Но, говорит, возникли проблемы, потому что первый муж моей жены не дает разрешения на вывоз сына. На сей раз вы меня уже не поймаете… «Тогда мы никуда не едем!» «Ну ладно, мы это все уладим. Надо бы поехать получить бумажечку». Вывел меня через другую комнату на улицу, там машина, в машине его начальник. Как его зовут не знаю. Они назывались все подставными именами. Радченко, которого зовут Владимир Иванович, и все это знали, он называл «Вася», а тот его как-то Петр Иванович, кажется… Это смешно, они играли в глупейшие игры. Радченко приходил и говорил, что он полковник, хотя все понимали, что по должности и по месту он капитан, максимум, майор. Особенно он на женщин любил производить впечатление. И производил. Многим он казался демонической фигурой. А на самом деле он довольно смешной человек, который краснел, как только его чуть-чуть что-то заденет. Так вот, его начальник перехватил инициативу и стал рассказывать, что мы едем в сторону Борисполя. Говорит, что вы никуда не улетите, мы сейчас в этом лесу вас убьем. А один наш друг Гриша Токаюк действительно был там избит за то, что отказался взять «торпеду» (т.е. жениться на еврейке, предлагаемой КГБ, чтобы уехать за границу). И меня тоже повезли по этим лесам – в лес завезут, выходи – будем бить. Нигде меня не били, просто выходили, стояли, потом говорили, мол, дальше поедем. И возили меня часа три из одного леса в другой. Потом говорят: вот видите, самолет полетел? Это ваш самолет. Там ваша семья. Такую вот несли чушь. И после 3 или 4 часов прогулок по лесам везут меня таки в Борисполь и ведут в ресторан, на второй этаж, там стол накрыт на 6 персон – а нас четверо, ждали, видимо, еще двоих, но те так и не приехали. И вот они мне начинают накачивать. «Мы вас очень любим. Если вы уедете, мы должны будем закрыть отдел. У нас маленький отдел правозащитников и его закроют, потому что Померанцева мы выпустили, он теперь на Радио Свобода, и нас всех закроют. Мы знаем, вы хороший врач, занимайтесь наукой, только, пожалуйста, не занимайтесь политикой. Знаете про Маркова? (А Марков это был болгарский диссидент, которого убили уколом зонтика). Так у нас таких способов много. Вот ты, Вася, ты ж бывал там, ты же знаешь, как это делается? – Конечно! Что зонтик – у нас есть травка, в шляпу положил, и никто не увидит». Несут такую чушь и накачиваются коньячком. А я сижу пью воду и слушаю. Потом, наконец, говорю: хватит, везите меня домой, я хочу знать, где моя жена. И они меня отвели к пограничникам в казарму, а там сидят полураздетые ребята и смотрят телевизор. Меня, сказали, никуда не выпускать, а сами ушли. Потом через какое-то время возвращается Радченко, а я ему начинаю говорить, что как же так, он называет себя полковником, а начальник с ним разговаривает как с последней шестеркой. И Радченко становится красным, как мак.
Потом, в Украине я был советником президента Кучмы, а Радченко назначили министром внутренних дел, и я из-за этого ушел из администрации. Так там в приемной встретил одного знакомого из окружения Кучмы. И он меня спрашивает, почему меня давно не видно. Я отвечаю: ушел «вот из-за него» и показываю пальцем на Радченко, который сидит тут же. И тот опять покрылся красной краской. И как-то мы были в администрации вместе с политологом Погребинским, а там Радченко вместе с премьером Пустовойтенко. Погребинский подал руку обоим, я же Пустовойтенко подал, а от Радченко прячу руку за спину. И он опять покрывается красным. Стыдливый молодой человек…
Словом, Радченко тогда, в конце декабря 79-го, сидел поникший, а тут его начальник приходит и говорит: что вы там в Москве наговорили? Ну тут уж точно вам конец! Меня опять в машину, опять везут в лес, а я говорю – ну хватит цирка, давайте везите меня домой, уже все понятно. Привезли меня домой, заходим, а начальник и говорит: я дед Мороз, привез домой вашего мужа. А жена показала на Радченко и говорит: а это, наверно, ваша снегурочка? И тот опять красный.
В общем, они ушли, мы простились с друзьями и на следующее утро мы с женой, приемным сыном и дочерью уехали поездом в Чоп. Забыли взять с собой еду. С двумя чемоданами, мы ничего не собирали, приехали в Чоп, выяснилось, что забыли документы. Правда, подруга жены привезла эти документы. Нас в Чопе продержали до ночи и очень сильно обыскивали, раздевали девочку, а ей год и четыре месяца. Диссидентских фотографий несколько мы вывезли, а так больше ничего. Посадили нас в поезд. Поезд был пустой. В Черновцах на целый вагон была только наша семья (голодная, потому что сутки ничего не ели) и одна еврейская семья. Новогодняя ночь. Жена плачет. Слава Богу, она еще кормила грудью дочь. И мы вчетвером сидим в купе, расстроенные, что покидаем наше отечество. А ровно в 12 часов поезд остановился. 1980 год. Мы стоим на границе. Видна проволока колючая. И вбегают из соседнего купе евреи с шампанским – новая жизнь, все, мы на свободе! С Новым годом!
На следующее утро мы приехали в Вену. http://editorigpiru.livejournal.com/
